Он был ничей — и всех: памяти игумена Иннокентия (Павлова)

Уныло прокручиваю ленту фейсбука. Который день одно и то же, такое, что пропускаешь, не обращая внимания: чипы, рептилоиды, тут и там больные ковидом, одни проклинают, другие пророчат… Вдруг, среди пестроты этих пустяков — фотография отца Иннокентия, и сообщение о его смерти…

Память незамедлительно относит меня в уютную квартиру на Ленинском проспекте в Москве, общину преподобного Нила Сорского сестер-монахинь, последовавших за изгнанным из РПЦ и принявшим католичество игуменом Мартирием (Багиным). Большая комната, переделанная под домовую церковь, с огромной ростовой иконой Богородицы с клеймами, где и произошло наше знакомство с отцом Иннокентием пятнадцать лет назад, в 2005 году.

Память незамедлительно относит меня в уютную квартиру на Ленинском проспекте в Москве, общину преподобного Нила Сорского сестер-монахинь, последовавших за изгнанным из РПЦ и принявшим католичество игуменом Мартирием (Багиным). Большая комната, переделанная под домовую церковь, с огромной ростовой иконой Богородицы с клеймами, где и произошло наше знакомство с отцом Иннокентием пятнадцать лет назад, в 2005 году.

Помню, как за чаем разговорились о расписании служб. По воскресеньям служилась литургия для греко-католической общины, а в четверг — месса латинского обряда. «А еще? Только воскресенье и четверг?» — спрашиваю я. «А в субботу к нам обычно приезжает отец Иннокентий. Приходите, это очень интересный священник», — сказала мне сестра Анимаиса.

В следующую субботу мы с супругой у сестер. Отец Иннокентий уже в облачении, высокого роста, чрезвычайно выразительное лицо. В нем было что-то от апостолов, точнее, от странствующих проповедников первых христиан. Огромная седая борода, лысина, вылепленный лоб, и удивительный, проницательный взгляд. Не сверлящий, пронизывающий, от которого не по себе, а добрый, располагающий к тому, чтобы ответно взглянуть в лицо и общаться. Образ апостола удачно завершало греческое облачение, в котором фелонь выглядит как дорожный плащ, там отсутствует жесткая вставка сзади.

Литургия началась, и после чтения Евангелия отец сказал проповедь. Помню, что говорил ее он по тексту послания апостола Павла, которое читалось раньше, до Евангелия. И тут я сделал для себя открытие: отец говорил как человек, рассказывающий о своем любимом деле, которым занимается всю жизнь.

Он говорил о Шауле (Павле), о том, как тот воспитывался в иудейской среде, пространно упомянул фарисеев и саддукеев, и проповедь вместо обычного рассуждения о морали превратилась в захватывающую лекцию по библеистике. Не было никакой подготовки, никаких «домашних заготовок», это были знания, накопленные и переданные простым языком. Так говорят профессионалы, для которых нет ничего проще, чем говорить на любимую тему сколь угодно долгое время. Эту проповедь я помню и сейчас, хотя время и стерло из памяти какие-то детали, но осталось главное — я открыл для себя две скалы, два монолита — апостола Павла и игумена Иннокентия (Павлова).

Как-то в телефонном разговоре со своим духовником я сказал: «Отец, а к нам о. Иннокентий служить ходит». А он мне ответил: «Я его знаю. Хороший такой дядька, смешной». Они работали вместе на радио «София». Конечно, духовник не смеялся над ним, а потом и я отметил, что о. Иннокентий пребывает практически всегда в прекрасном расположении духа.

Отец Иннокентий родился в 1952 году, и был из тех, про которых говорят: «Господь поцеловал». Монах по призванию, ученый по сути. Прекрасно знавший митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова), а также нынешнего Патриаха Московского и всея Руси Кирилла, постригшего Сергея в 1983 году с именем Иннокентий в монахи, отец тем не менее сознательно избирает путь ученого и преподавателя, отказываясь от столь заманчивой перспективы впоследствии быть облаченным в саккос и омофор.

Казалось бы, работа с 1987 года в отделе внешних церковных сношений открывала практически безграничные возможности, но и тут отец остается верен себе. Он уходит из ОВЦС.

В своих заметках он часто впоследствии анализирует происходящее в РПЦ, давая нелицеприятные характеристики чиновникам от церкви. Однако эта критика лишена каких-либо эмоций, скрывающих личную обиду. Он — свободен, и это ему на пользу. Он знает все — кто где работал, с кем, как и с каким результатом.

Проповедник христианства, отец ярко выступает против тогда уже намечавшейся тенденции «симфонии», полагая, что благо для церкви — независимость, а главное дело — проповедь Христа. С 1995 года он за штатом. Игумен Иннокентий полон сил, работает в Российском Библейском Обществе, там идет грандиозная работа — выпуск нового перевода Библии. Каким бы ни был перевод, как бы его ни критиковали, однако это — колоссальное событие, одним из главных участников которого является он — отец Иннокентий.

С 1998 по 2005 преподавал курс Нового Завета и Библейского богословия в католическом Институте теологии и истории имени Св. Фомы.

К Господу отошла глыба, человек, священник, который уже получил у Господа ответы на свои вопросы. Полный сил, идей, того правильного жизнелюбия, присущего христианину, и в то же время простоты и мудрости.

В ленте заметил соболезнования ото всех: католиков, лютеран, баптистов, православных, иудеев. Да, вот так, ничей — и всех. Он умел выстроить отношения со всеми конфессиями, так как центром этих отношений был Христос.

Библеист, историк, монах, не шедший на компромиссы, но делавший это так изящно, что нельзя упрекнуть его во фрондерстве. Смотрящие вглубь и видевшие суть любили его. Его нельзя назвать маргиналом — он был церковен. Его нельзя назвать церковным — он был в меньшинстве. «Был для всех всем»? Да, но без лицемерия. Популяризировал новый перевод Библии РБО и параллельно готовил свой. Был не согласен с официальной позицией РПЦ, но выражал это так естественно, что невозможно было возмутиться. К нему прислушивались, им восхищались, и его любили.

Последнее время он искал «исторического Иисуса», увлекался Дидахе, проделал колоссальную работу, издавал книги. Спорные, да. Неоднозначные? Конечно. Но в этом был весь он, глубокий, ищущий Христа и свою Церковь.

Помню, как мне была необходима помощь, и после одного телефонного разговора мы договорились встретиться в каком-то торговом центре на Тульской. Пообедали в кафе, поговорили, и как с врачом, с которым одно общение должно приносить облегчение — я его получил.

Нынешнее время рушит стереотипы и заставляет задуматься о Христе не только в храме. Часто он оказывается еще ближе — вот в таком отце Иннокентии, ком-то еще. Ожидай в мире Воскресения, отец! Твои Дидахе уже с тобой до конца века.

Михаил Чернов, Ахилла